Кинорежиссер, потомственный собиратель. Принадлежал к реликтовому виду
коллекционеров-знатоков. Обладал потрясающей эрудицией:
искусствоведческое образование плюс уроки старых питерских собирателей.
Как и москвич Костаки, собирал официально осужденную живопись, но
Костаки собирал беспредметное искусство и иконы, а романтик Шустер
тяготел к фигуративной живописи и любил Восток, а также портреты и вещи
биографические или имеющие особый смысл для него одного. Ценил Альтмана,
Фалька, Павла Кузнецова, Осмеркина, Льва Бруни, Чупятова, Лермонтову,
Древина, Школьника и Синезубова — не за эффектность, а собственно за
живопись. Доверял лишь собственному глазу, знаниям и поразительной
памяти, часто повторяя ставшую крылатой фразу: «Несмотря на подпись,
вещь подлинная». При советской власти собирателями двигало отнюдь не
стремление вложить во что-то средства (которых тогда и не было). Главной
движущей силой был азарт, подстегиваемый желанием хоть в чем-то
проявить себя в условиях тотальной унификации и единообразия. Именно
собирательство помогало ему преодолеть тоску застойных лет, когда редко
удавалось снимать то кино, которое хотелось. Причем не только
преодолеть, но и обеспечить себе право остаться в истории русского
искусства ХХ века. Источник